TEQUILA-ARCHIVE

Источник статьи: Непопса

Год: 2002

Название статьи:

Автор: С. Степанов

Интервью с Евгением Федоровым накануне выхода альбома `Выше осени`

 - Пожалуй, я не буду спрашивать тебя о том, что же тебе давным-давно привиделось во сне, но от другого соблазна все же  не удержусь: итак, выходит новый альбом, альбом называется «Выше осени». Крайне неожиданный вопрос: почему он так называется?

- Довольно банальны и названия песен и название альбома. Абсолютно детский случай. Ко мне пришел мой друг Стёпа Коваленко (sorry за опечатку в последнем номере журнала  «Афиша» - С.Ст.), с которым мы ездили в горы в экспедицию. Это была моя первая такая поездка, и надо было примеряться, выбирать место для лагеря, место, где можно ставить камеру и так далее. Было лето, в горы мы собирались в сентябре, и я у него спросил просто: «какая там будет осень?» И он мне сказал: не обращай внимания, это место выше осени. Мне показалось, что эта фраза имеет разные толкования и годится практически для всех песен в альбоме. Тем более, если брать круговое изображение календаря, то зима находится на верхней точке, поэтому обруч осени находится ниже, чем зима. Вообще-то альбом зимний, глупо выпускать его в конце весны. С точки зрения шоу-бизнеса он бы хорошо сработал где-нибудь в октябре или ноябре.

- Иными словами, название – это еще и некая сквозная тема всего альбома?

- Ты же слушал альбом, ты наверняка обратил внимание. Для меня самого это было неожиданностью, когда одна моя знакомая, послушав альбом, сказала: «там столько месяцев перечислено разных, почему ты их все не перечислил?» У меня действительно очень много внимания уделено временам года, это какие-то ассоциативные вещи, скажем, текущее настроение в течение дня тоже может ассоциироваться с определенными временами года, месяцами и так далее. Это, в общем, годовой цикл, который распространяется на человека в повседневной жизни. Человек каждый день переживает и зиму, и весну, и осень, и лето. Зима тут может являться своеобразным сном.

- Если я правильно понимаю, та экспедиция стала одним из ключевых моментов, приведших-таки к долгожданному выходу альбома и в определенной степени на него повлиявших. Расскажи  о ней подробнее.

- На самом деле обычная альпинистская экспедиция. Хоть это происходило и осенью, по всем альпинистским параметрам она может считаться зимней, потому что там было «минус 22, 25, 30», трудное - с метелью, с пургой, со снежными лавинами – восхождение, и так далее. Ребята, с которыми я туда поехал,  снимали кино про это дело, это те киношники, с которыми я работал в сериале. Соответственно шли сразу две экспедиции – ребята шли и занимались своим делом – прокладывали маршрут, перила, - а параллельно прокладывались дополнительные маршруты, устанавливались платформы для съемочной группы. Ребята из съемочной группы отсняли огромное количество материала, порядка тысячи часов, наверное, поэтому только сейчас закончился предварительный отсмотр материала режиссером - и только сейчас начинается монтаж. Ну, и не побоюсь слова  «шок», это самое экстремальное, что произошло в моей жизни когда-либо. Однажды я оказался на секунды, миллиметры от физической смерти - до лагеря на высоте 3500 метров я добрался на вертолете, а обратно пришлось спускаться самому - по всем склонам, а там еще и пропасти... довольно страшно все это было. Да и боязнь высоты сыграла свою роль: я ведь страшно боюсь высоты, уже выше третьего этажа. Конечно, поездка никак не отразилась на материале пластинки, все песни были готовы до этого, но она действительно послужила неким толчком, я перешагнул какой-то барьер, после которого для себя понял, что  что-то можно уже делать. До этого была какая-то внутренняя неготовность и неуверенность в правильности выбранного пути, скажем так. Мы приехали с гор и сразу практически отправились в студию.

- Сейчас в верности выбранного пути ты не сомневаешься?

- Абсолютно. Разве что готовую пластинку я еще не слушал, но так обычно и бывает, свои альбомы после их выхода я не слушаю вообще никогда.

- Когда были написаны первые песни? И какие по времени написания являются последними?

- Довольно давно, одна из них, «Черная и Белая», есть на пластинке «Маленькая ложь». Ее мы начали играть где-то два с половиной года назад.

- Кстати, голосование на тему той пластинки все-таки было? (после выхода в свет сингла музыканты планировали задать посетителям официального сайта группы вопрос: «Какую из трех вошедших в сингл песен нужно издавать и на новом альбоме?» - С.Ст.)

- Оно как-то очень вяло прошло, уже в ходе голосования мы поняли, что надо бросить все это. Там «Маленькая ложь», по-моему, побеждала все время, то есть, именно та песня, которую мы собирались – по ряду причин - вставлять в пластинку. Но в альбом вообще очень многие песни не вошли. Например, из той сессии, которую мы предприняли в конце позапрошлого уже года.

- Как бы ты обозначил главную сложность в процессе создания пластинки?

- Не знаю, работа прошла на подъеме на каком-то внутреннем взлете, то есть, мы сложностей вообще никаких не видели. Если говорить о материале, который вошел в альбом в итоге... Там не было тяжело.

- А если говорить в общем – почему альбом не мог выйти так долго, почти три года?

- Мы были к нему не готовы. То есть, в какой-то момент мы поняли, что очень много повторений, в том числе, с нашей предыдущей пластинкой. Безусловно, это есть у всех, даже у Гребенщикова в свое время это было – одни герои перемещались из песни в песню. И было очень много поверхностного на том материале, который мы отменили, грубо говоря, там боролись этическая и эстетическая часть друг с другом. Там было много музыки, которая очень приятна на слух, но с поверхностными текстами. У нас есть, конечно, поверхностные тексты, – «Наливайя», «Бляха-муха» - но с довольно изощреннной инструментальной частью). В данном случае у нас появились песни, которые оказались очень просты и по форме и по содержанию. И я просто задал себе вопрос: «А зачем мы вообще пишем эту пластинку?» То есть, можно было заработать денег, сделать пару хитов, соответственно увеличить свой гастрольный график, но внутреннего оправдания для того, чтобы пластинку писать, не было. Мы не хотели эту дамбу взрывать каким-то искусственным путем, она сама собой переполнилась, и дальше полилось все само собой, очень легко. Потому что предыдущая сессия, с теми самыми поверхностными песнями, очень тяжело нам давалась. Мы долго их писали, очень много своих денег на это потратили, и ничем это не закончилось. И мы уже тогда, в студии, понимали, что это никуда не идет и никуда не пойдет. Хотя что-то из той сессии все-таки вошло в альбом, например, песня «Зима». Она была написана в 2000 году. А последняя по времени написания здесь песня, которую Рикошет поет. С ней, кстати, была единственная сложность - она была слишком брутальная по своей форме и по тексту, я ее пел, все было правильно, но как-то это было не так. В какой-то момент я понял, что надо позвонить Рикошету, что он придет и споет за один раз именно так, как надо. Через час он пришел и спел так, как надо, в своей обычной манере. Он оказался подходящим как раз для лирики.

  - Что касается лирики, мне показалось, что на тексты песен ты в этот раз сделал особенно серьезный акцент.

  - Если так, то хорошо. У нас и раньше были в принципе удачные тексты, это же наш первый альбом, который целиком и полностью выдержан в песенном духе. Если раньше наши пластинки можно было назвать «музыка о музыке», - дикое смешение различных стилей в одном песенном куске, которое было интересно в первую очередь музыкантам и людям, которые интересуются сложными  музыкальными формами – то на этом альбоме это по большей части песни. И та короткая, которая длится 30 секунд, и песня «Зима» - все логично выстроено в виде песенной формы. Еще раньше у нас всегда, за исключением песен «Пуля» и «Вирус», сначала была музыка, а потом уже появлялись тексты. Здесь все возникало как-то одновременно, текст одновременно с песней. Если раньше я много сидел дома за какой-нить фонограммой или,записываясь, скажем, на репетициях, думал о текстах, здесь такого не было. Мы писали песню, в определенный момент я прекращал репетицию, просил ребят покурить еще полчаса, ходил строчил что-то там, что-то исправлял, переделывал, но основная форма, она была изначально, рождалась в ходе репетиций. Там, где делается больший упор на текст, требуется разгрузить немного аранжировки, что мы и сделали, но пытались это компенсировать за счет качества записи, внедрили несколько уникальных приемов в записи. А вообще в этом году у меня поперли неожиданно стихотворения отдельно от музыки - обычные, довольно простые, они накопилось в большом количестве. Петь их невозможно, потому что получатся довольно-таки обычные для русского рока песни, где стихотворная форма довлеет над музыкальной, от чего мы, собственно, всегда бежали.

  - Два года назад ты обещал, что новый альбом Tequilajazzz впервые не будет концептуальным. Судя по всему, опять не получилось?

  - Опять не получилось. Конечно, какие-то песни мы убирали не  потому, что они нарушали концепцию – просто они не вписывались в альбом по настроению. То настроение, которое объединяет эти 13 песен, все равно концепцию создает. Пусть и не музыкальную.

  - Чем еще, кроме того, о чем ты уже сказал, этот альбом принципиально отличается от предыдущих?

  - Мы его хотели назвать сначала «Non-Fiction». Такой подход был изначально и к оформлению - там используются снимки только из жизни, горные истории туда вошли, это либо снимки, сделанные мной, либо снимки, сделанные веб-камерой прямо в студии в процессе записи альбома – те, которые любой желающий может увидеть в Интернете. И все песни тоже - здесь нет никаких фантазий, нет никаких сюжетов, здесь все идет исключительно от первого лица и все эпизоды взяты из жизни. Никакой выдумки, абсолютная, голая правда.

  - Концепция оформления тоже ваша?

  - Не было никаких особых визуальных идей насчет того, как это должно выглядеть. Просто для нас было главное, чтобы это все выглядело не то чтобы по-домашнему, но были взяты куски непосредственно из нашей жизни. Мы не хотели никаких мистических рисунков. Всю текстовую информацию я написал ручкой на листках в школьной тетрадке – именно так мы решили это оставить и новых приемов не использовать. К тому же, мы все практически делаем сами - и сведение, и фотосессии - все  сделано нами, абсолютный такой селф-продакшн. Просто все абсолютно - и музыка, и тексты, и то, что на обложке – это то, что мы видели своими глазами, то, что мы слышали своими ушами, в общем, то, что составляло нашу жизнь в последние два с половиной года...

- Сейчас пойдет поддоставшая, наверное, тема, но, как ни  крути, вполне актуальная. Если честно, для меня история этого альбома началась с «Нашествия», с той памятной многим пресс-конференции, обещания похоронить одну часть нового материала и таки издать другую. И одной из причин, по которой вам пришлось от многих песен отказаться, вроде бы стала их излишняя доступность, или ожидаемость, в общем, так или иначе, форматность.

 - Ну, когда мы писали эти песни, мы, конечно же, не понимали  этого. Сначала мы их записали, потом свели, но потом, в какой-то момент, останавливались и понимали, что что-то не так. Эта плотина, которая должна была взорваться, осталась незыблемой, то есть, была огромная стена. «Нашествие» прошло уже по прошествии нескольких месяцев после написания этих песен, и мы просто для себя сформулировали, почему мы остановились. Нам надо было понять, что происходит в шоу-бизнесе, имеем ли мы к этому какое-либо отношение и какую нишу в данном шоу-бизнесе мы можем занимать. И так было понятно, что от всего этого нас тошнит, но к лету нас затошнило с особенной силой и мы окончательно поняли, что никакого отношению к тому, что происходит в теле- и радиоэфирах, мы иметь не хотим.

 - А как ты думаешь, в чем тут главная проблема? Касаемо эфиров, форматов и шоу-бизнеса в целом?

 - В форматах ничего плохого. Формат – это нормально, формат – это необходимое условие существования любой радиостанции. Нет, не в том дело, я и с Козыревым говорил: «Миш, не обижайся, мы все понимаем прекрасно, нам нравится твой формат и профессионалы, которые у тебя работают». Когда мы с ним об этом говорили, он просто обижался на какие-то интервью на эту тему. А я ему объяснял, что дело не в том, что та или иная радиостанция плохая, дело в том, что других нет. За счет чего держится вся эта независимая музыка в тех же упоминаемых сейчас постоянно Штатах? За счет колледж-радио и тому подобных станций, которые живут либо на государственные дотации, либо на какие-то университетские средства. Это маленькие станции, они крутят ту музыку, которая нравится узкому кругу студентов, которые покупают пластинки в магазинах и крутят их на полупиратских, университетских радиостанциях. Этой ниши у нас абсолютно нет, а я давно уже обнаружил, что все наши кумиры, на которых мы равнялись когда-то, всегда были всерьез заявлены на подобных радиостанциях. Коммерческое радио - это такая  форма, которая не позволяет вторгаться в свое пространство таким вот странным вещам, которые отпугивают рекламодателей. Все понятно, в этом нет ничего плохого. Проблема, повторю, в том, что нет ничего другого. Фактически ко всем нашим сегодняшним ведущим каналам можно предъявить антимонопольное законодательство. Эта безальтернативность рождает такое клаустрофобное состояние, когда некуда податься. Артем  Троицкий первым в свое время это отметил: появляется большое количество молодых музыкантов, которые знают рецепт успеха. Об этом рецепте говорят твои коллеги в разных дешевых изданиях: ищите продюсера, запишите такие-то демо-записи, пишут даже: как создать группу. И все идут по этому проторенному пути: соответственно прилагаются какие-то стилистические, морфологические, фонетические ограничения. Кто сказал, что песня должна быть не больше трех минут? Значит, Pink Floyd, первый, второй, лучшие их альбомы, никогда в жизни на радио бы  не появились. И сдохла бы такая группа через 2 года, от  простого безденежья.

 - То есть, вся проблема в безальтернативности?

 - Совершенно точно. Хорошая радиостанция «Наше радио», в своем формате, хорошая радиостанция «Русское радио», в своем формате, хорошая радиостанция, скажем, «Максимум», в своем формате. Но это прокрустово ложе, в которое мы не хотим себя загонять. В нашем случае это невозможно абсолютно, потому что у нас уже есть своя аудитория. И ценности этой аудитории абсолютно разнятся с ценностями, с условиями, которые предполагают форматы тех или иных радиостанций. Мы не можем так существовать и не хотим этого делать – попасть на радио и лишиться той немногочисленной, но довольно верной, как мне кажется, аудитории. Это как раз тот момент, когда эстетическое борется с этическим, и вопросы этики гораздо важнее. Для нас главное - сохранить нашу аудиторию, ту очень внимательную ее  часть, которая не просто нас захваливает, но и критикует периодически за те или иные шаги, за те или иные выступления, за появление там, где, по их представлениям, появляться не надо. Когда я увидел, как называется последняя пластинка группы «Пилот», я просто выпал в осадок. Когда я увидел это название, мне было просто смешно. Я не верю, что это просто совпадение. Я верю даже, что это совпадением не является. Я тоже мог бы назвать наш альбом «Наша осень». Как бы это звучало?

- То есть, можно считать, что из всех существующих на сегодняшний день и всем привычных контекстов вы выпали окончательно?

 - Нет, поскольку я знаю огромное количество своих единомышленников. Я вижу, как «Я и Друг Мой Грузовик» мучается со своим альбомом - великолепной пластинкой, которую никто не хочет выпускать. И потом, чтобы сейчас попасть куда-то, нужно попасть в обойму. Обойма может называться по-разному, обойма может называться «Брат-2», обойма может называться «Последний герой», он может называться еще как-то, но это всегда обойма, это артисты, которые довольно точно отражают каталог фирмы звукозаписи. И это абсолютно корпоративная вещь. А есть ведь большое количество народа, у которых нет Интернета, которые, в силу географической отдаленности от центра, смотрят телевизор и думают: да, вот такая у нас сейчас музыка. Естественно, на них это влияет, они двигаются в этом направлении. Происходит очень серьезное сужение рамок.

 - Можно ли тогда в вашем случае говорить о противопоставлении тому, что называется «обойма», того, что называется ниша? И – к чему я на самом деле веду – не кажется ли тебе парадоксом то, что одна из немногих ярких и самобытных команд, по мнению многих, вообще лучшая наша группа существует как бы в гордом одиночестве?

 - Нет, на самом деле обоймы могут быть разными. «Учитесь плавать» – та же обойма. Конечно, не на большом уровне шоу-бизнеса, но все равно это обойма. Люди группируются, вместе им легче пробиться, это нормально. У нас же есть здесь обойма музыкантов, стилистически между собой никак не связанных, но являющихся продолжением «там-тамовской» генерации, выросшей из френча Севы Гаккеля, в котором он ходил по клубу У нас же есть обойма своя, есть большое количество музыкантов, которые живут здесь и которых никто не видит и не слышит. Группа «Маркшейдер Кунст» – единственная наша группа, которой у нас стоит отдельное «спасибо» на пластинке. Без радио и телеэфиров играют огромное количество концертов, абсолютно нормально существуют, и таких групп довольно большое количество. Их побочный проект – «Ska-Jazz Review», хотя это абсолютно разные музыканты, которые играют абсолютно разную музыку. Вот они как раз и являются нашими друзьями, с которыми мы всегда встречаемся – где-то вместе пьем вино, где-то вместе ходим на концерты, и так далее. А возвращаясь к вопросу... Стилистика, модная музыка или немодная – все это не играет вообще никакой роли. А наш шоу-бизнес очень похож на умного драгдилера, который подсаживает двор подростков на какой-то препарат. Жили ребята, делали, что им нравилось: кто-то играл в футбол, кто-то в волейбол, кто-то в классики. И тут пришел добрый дядя и сказал: «Сейчас я вам всем сделаю хорошо». И сделал. И все за ним, как собаки, пошли.

 - А ты не испытываешь никаких неудобств оттого, что ты, получается, сам себе директор. Сейчас ведь принято: директор, тур-менеджер, пресс-секретарь, пресс-атташе. У вас, по-моему, из этого далеко не полного списка нет вообще никого?

 - Да я даже не знаю, почему так получилось. Вообще всегда было очень забавно: подходит после концерта какая-то барышня лет семнадцати, а рядом с ней другая, лет шестнадцати, и говорят: «Я администратор, а я пресс-атташе такой-то группы». Дают нам кассету, а там перечислены и администраторы, и пресс-атташе, и директор, много e-mail адресов. А группа совсем молодая. Понятно, что это на уровне друзей... Я так думаю, что если бы мы сейчас организовывались, то у нас тоже был бы из соратников, одноклассников и однокурсников целый штат  пресс-атташе, и так далее. У нас почему-то нет никого такого - сейчас вот, правда, альбом выходит, и слава Богу, что Игорь Тонких взял на себя менеджерскую роль, договаривается о концертах, сопутствующих выходу альбома вещах. Мне сейчас гораздо легче - больше могу ходить по улицам и снимать. Погода сейчас очень хорошая.

- Ты уже догадываешься, что тебе предстоит услышать об этом альбоме после его выхода? Можешь ли ты предсказать какую-то на него реакцию – хотя бы тех же самых журналистов?

  - Здесь нет литературно-возрастных рисунков, потому что песню «Пиратская» может спеть как человек шестнадцати лет, так и человек в возрасте Сержа Гинзбура. Здесь тематически все довольно однородно, и совершенно очевидно, что поет несколько подуставший, не очень молодой человек. Соответственно, он  может быть отторгнут некоторой частью аудитории, скажем, совсем молодежью. Он более узкосконцентрирован, у него другая, если пользоваться языком шоу-бизнеса, фокус-группа. Это люди, которые понимают многие вещи, через которые сами прошли: распад семьи, прощание с любовью, потеря ангела-хранителя, - и с этой точки зрения альбом может быть воспринят довольно негативно. Хотя мы внесли в него несколько номеров, которые обладают определенной долей самоиронии. По крайней мере, мы максимально постарались избежать какого-то пафосного момента. Хотя в последнее время я склоняюсь к тому, что в пафосе нет ничего плохого. Ругать пафос стало настолько общим местом, а пафос может быть и высоким, как, например, в трагедиях Софокла. Это ведь одна из основополагающих вещей в искусстве... Я извиняюсь за слово, оно в первый раз сегодня прозвучало. Странно, кстати, что в нашей стране оно к музыке еще применяется, потому что на Западе она давно является только лишь элементом шоу-бизнеса. У нас же все скорее наоборот, у нас многое сконцентрировано на литературной части - ни в одной из стран мира к текстам такого внимания и таких требований не предъявляют. Что касается музыки, не знаю, заметит ли это кто-нибудь, но мы для себя, смеясь, определяли все это как краткую энциклопедию по музыкальным стилям и направлениям 80-х годов, с легким заездом в 70-е и вообще без упора на 90-е - за исключением, может быть, песни «Знать и не ждать». Там есть масса влияний, начиная от Duran Duran и заканчивая XTC. Мы использовали все возможные краски, абcолютно без стыда и совести, и я думаю, что это может быть отмечено как с грустью, так и с воодушевлением. Что касается в целом пластинки, то мне трудно сказать, потому что я в этом ничего не понимаю. Какие-то выводы, которые звучат в тех или иных статьях, для меня, как правило, являются полной  неожиданностью. Например, мы делали саундтрек к «Стачке», разовый проект, и очень боялись опозориться, потому что я в принципе всегда понимал, что это ерунда, импровизация и на 90% шарлатанство. Но он вызвал такой горячий отзыв о нас, что теперь у нас даже намечается тур в Финляндию с этим проектом. К этому придется серьезно готовиться, потому что ехать к финским друзьям с таким шарлатанством нельзя. Так что когда делаешь все от балды и на халяву, получается, что очень неплохо попал. А «последнее творение» может оказаться ерундой. Мне трудно сейчас говорить, мы только что записали альбом, а я в таких случаях, как правило, тут же забываю о нем.

- Ты уже назвал пару имен, а какие еще сильные музыкальные впечатления повлияли на процесс работы над пластинкой?

  - В процессе записи я слушал в основном незнакомую классику – вот, Earth, Wind & Fire, например. У нас здесь неподалеку есть очень хороший ларек пиратских пластинок, куда я периодически заглядываю и набираю себе кучу. И вот там попадались огромные музыкальные пространства того, что мне незнакомо. Когда мы были юными панками, слушать Chicago было как бы западло. У меня есть пластинка Chicago #2, я ее в детстве слушал – а в последнее время я купил себе весь Chicago, который возможно, и так далее. То, что слышишь по телевизору и по радио, слушать не хочется – может, это уже стариковская тема – искать спасение в классике. И тут же естественно вновь обнаруживается еще один давно известный факт: сейчас хорошее время, сейчас  можно взять любую идею, которую группа Pink Floyd использовала  в 1968 году, немножко доработать и сделать своей. Как группа Air – хорошая, кстати, группа, но ничего нового тут нет. Вообще, в конце 60-х и в первой половине 70-х обнаруживается практически вся сегодняшняя музыка - гораздо лучше сыгранная, гораздо лучше спетая.

  - Так или иначе, все упирается в вопрос технологий?

  - Конечно. Идей как таковых новых нет - хотя бы потому, что при наличии инструментария, имеющегося у обычной рок-группы, очень трудно найти какой-то новый язык, что мы и наблюдаем. В нашем случае происходит то же самое - идет просто переработка идей, которые были выдвинуты очень давно. Взять песню «Зима» с нового альбома или кавер-версию Depeche Mode «Condemnation» - это же подход, продиктованный людьми, которые жили сто лет назад... Из того, что я слушал, в основном были одни и те же, все те же люди. Которые, к счастью, за последний год к нам многие приезжали – Tindersticks, и так далее.

  - Расскажи поподробнее, как вы вышли на Ким Гордон и что в   конечном счете не сложилось?

  - Дело в том, что песня «Двойники» о двойственности природы   любого человека. Я, тем более, Весы, а это двойной знак, Весам   по природе положено из одной крайности перемещаться в другую в   поисках гармонии, никогда ее не находя. По этой причине я летом даже сделал себе татуировку с тибетским словом, которое соответствует европейскому понятию гармонии (в тибетском такого понятия нет вообще). Здесь в каждом из куплетов много противопоставлений – я могу сделать так, как человек такой-то, а человек такой-то сделает совершенно иначе. И, продолжая эту тему амбивалентности, мы совершенно логично пришли к идее, что эту песню нужно петь с женщиной - и стали думать, какую бы женщину нам пригласить, которая смогла бы спеть. Причем петь нужно было не профессионально поставленным голосом – если говорить о наших любимых группах, то, прямо скажем, не  Монсеррат Кабалье все наши кумиры. В конце концов пришла очень простая мысль: а почему бы не поговорить с Ким Гордон? Это одна из самых любимых наших групп, которая и на звук повлияла,  и вообще на подход, поскольку нам близка их форма существования – игнорируя все, признавать только абсолютную творческую свободу с очень строгой внутренней цензурой и  этической дисциплиной. Мы не были знакомы с Sonic Youth, только на один наш концерт в Нью-Йорке приходил их гитарист, но так получилось, что Сева Гаккель их большой друг, и мы через него с ними связались. Завязалась очень активная электронная переписка. Там были смешные моменты: мы хотели Ким Гордон послать песню в формате mp3, просто послушать, а она спросила: «А что такое mp3?» В конце концов, мы послали ей и mp3 и - через друзей - пластинку с сессии, но Олимпиада, которая в итоге захватила очень большое количество людей, нам испортила очень хорошую идею. На этот период не давали визы вперед вообще, они боялись террористов и лишних людей в Америке видеть не хотели, так что мы вынуждены были отказаться от всей этой затеи – иначе альбом с этим дуэтом вышел бы  только осенью, в лучшем случае.

  - Все ли новые песни вы будете играть живьем?

  - Не знаю еще, у нас продолжаются проблемы с точкой. Самое интересное, что нам сейчас негде репетировать. Но я думаю, что... 10 из 13 песен мы сыграем. Может быть, не будем играть «Водку-мандарины», не знаю, как насчет «Зимы», потому что эта песня не очень концертная и я не знаю, как ее на концерте играть – будем, наверное, приглашать других музыкантов...

  - А как ты думаешь, может ли из инструментального трека «Кататься» получиться через некоторое время полноценная песня, как это случилось с темой «В ожидании праздника», ставшей впоследствии «Склянкой»?

  - Сейчас расскажу. Изначально, – собственно, почему эта песня называется «Кататься» -  когда Сашка ее придумал, это была песня, причем текст появился первым. Песня довольно простая, в продолжение традиций «Зимнее солнце»-«Тема прошлого лета», с очень простым, хотя, может, немножко этнически запутанным ритмом, что ли. На некоторое время мы ее отложили, я много времени проводил в театре, ребята сами, без меня, ее репетировали, она стала звучать более цельно, более собранно, но вот текст, который туда нужно было положить, физически туда не вмещался. Надо было его переделывать, мне это делать было лень, вот мы и решили оставить только инструментал - именно как ауру, как финальную часть. Она немножко народная, в ней есть такая фолковость... правда, с элементами, предположим, New Order.

  - Насколько повлияли на новый альбом твои многочисленные side-проекты: работа в кино, театре, сольные работы?

  - Как раз тот случай, когда вообще не повлияли. Ну, разве что, контрастом, поскольку лучший отдых – это смена деятельности. Когда устаешь долго играть рок, хочется делать что-то другое, поэтому с радостью хватаешься за то, за что хватался я - театр, телевидение, кино. В последнее время было очень много   этого самого кино - большей частью, телевизионного, но все равно подход другой, очень далекий от традиционного рок-подхода. Ну и, наверное, самодисциплина, которая заставляет ограничивать музыкальную палитру киномузыки: нельзя перегружать, картинка не будет видна, и так далее. Прежде всего это касается, конечно, «Зимы»: когда мой режиссер впервые ее услышал,  он сразу сказал: «Блин, уберите отсюда текст, голос, надо оставить только музыку!» В общем, это полезно в плане подхода к более пространственным и разгруженным аранжировкам.